«Главный “лайфхак” к ЕГЭ — занятия по 5 часов в неделю». Учитель обществознания Алихан Динаев

«Главный “лайфхак” к ЕГЭ — занятия по 5 часов в неделю». Учитель обществознания Алихан Динаев 14 февраля, 2025. Вероника Словохотова О книгах, человечности и любви к детям

Алихан Динаев — учитель года России, автор популярных книг и отец двоих детей. Он готовит своих учеников к ЕГЭ по обществознанию, а они не стесняются делать ему замечания, возмущаться оценками и говорить по душам. Об экзаменах, человечной педагогике и любви — читайте в интервью «Правмиру». 14 Фев

Подписывайтесь на наш подкаст:

«В числе тех, кто бьет тревогу»

— Подготовка к ЕГЭ у многих ассоциируется с муштрой — прорешай тысячу раз все задания, и вот тогда, может быть, сдашь. Как это сочетается с интересными и вдумчивыми уроками обществознания?

— Есть большой стереотип, что ЕГЭ сегодня такой же, каким был 20 с лишним лет назад, когда его только вводили и представлял он собой тестирование с одним правильным вариантом ответа из четырех. Действительно, тогда «угадайка» порой давала неплохие результаты. 

Сегодня угадать даже на проходной балл почти невозможно — что по обществознанию, что по истории, что по любому другому предмету. Мы в некоторой степени натаскиваем детей на ЕГЭ, но с каждым годом возможностей для этого — а это одновременно хорошо и плохо, в зависимости от ребенка, учителя и ситуации — все меньше. 

Алихан Динаев — кандидат педагогических наук, победитель Всероссийского конкурса «Учитель года России — 2018», победитель Всероссийского конкурса «Лига лекторов», заведующий педагогической мастерской Чеченского государственного педагогического университета, учитель обществознания, народный учитель Чеченской Республики.

Таких заданий, на которые можно натаскать, почти не остается. В обществознании таких из 25, наверное, три. Задания второй части требуют глубоких знаний, постоянной практики, критического мышления, умения анализировать, находить причинно-следственные связи и выполнять другие, более сложные мыслительные операции, чем просто запоминание или воспроизведение материала.

— То есть урок сегодня посвящен тому, чтобы научить ребенка думать, а не заточить его под конкретные задания?

— Хотел бы согласиться с вашими словами, но, к сожалению, не могу. Одна из главных проблем и ЕГЭ, и всей нашей системы образования — колоссальное количество фактов, которые дети должны знать: все больше дат, имен, видов, признаков, функций и так далее. И мы вынуждены постоянно делать все возможное, чтобы дети запоминали, например, 20 видов политических партий или 14 видов безработицы, я уж не говорю про историю, где список дат занимает примерно пять-шесть листов. Добавьте к этому события, персоналии, и получится, что мы, по сути, проверяем на значительной части ЕГЭ память наших детей.

— Обществознание теперь будут изучать только с 9-го класса. Многие учителя по этому поводу бьют тревогу. А вы?

— Я, безусловно, в их числе. И не только потому, что каждый кулик свое болото хвалит. С одной стороны, я понимаю, что в обществознании много теории, часть которой, на мой взгляд, не имеет практического смысла. Точно знаю, какие темы из курса можно безболезненно убрать. Но я категорически не согласен с утверждениями некоторых политиков и общественных деятелей, которые заявляют, что обществознание — вредный предмет и учит непонятно чему. 

Обществознание дает детям знания о реальной жизни. Об обществе, в котором мы живем. О том, что такое банки, вклады, кредиты, ценные бумаги, как ими пользоваться и зачем они нужны. Дает понимание того, какие суды есть в России, как подавать иски и куда обращаться в случае конфликта. Дает представление о том, как устроены семья, власть, какие функции выполняют Госдума или правительство. Перечислять можно долго. 

Я против того, чтобы обществознание сокращали. Дети успеют пройти ту новую программу, которую им предложат. Просто программа, очевидно, будет меньше. Мы можем что-то сокращать, обдирать, но для формирования полноценного гражданина Российской Федерации, который разбирается в экономике, политике, в общественном устройстве, в законах страны, мне кажется, трех лет недостаточно.

Человечный ЕГЭ

— Какие лайфхаки вы даете своим ученикам при подготовке к ЕГЭ? И правда ли, что «общество» сложнее сдать, чем профильную математику?

— Для кого-то профильная математика легка, а для кого-то непроходимый лес: все субъективно. Но существует стереотип, что решить ЕГЭ по обществознанию можно с помощью здравого смысла, логики и умения связно выражать свои мысли. Нет, нужно обладать широкими и глубокими знаниями по разным наукам. Хотя, возможно, ученику повезет, попадется задание вроде «Приведите три аргумента, доказывающие преимущество электронных денег над наличными». Наверное, здравый смысл и жизненный опыт помогут ему справиться с этим вопросом. Но опять же, такое происходит крайне редко.

В слове «лайфхак» есть базовая идея: как легко, по сути, ничего не делая, лежа на диване, чему-то научиться. 

Будем откровенны, иногда это возможно. Но выучить весь предмет с помощью таких «лежачих» лайфхаков нельзя. Поэтому лучше говорить об общих правилах подготовки.

Это, например, принцип «чем раньше начнете готовиться, тем лучше». По собственному опыту знаю, что, когда ребенок уделяет в течение недели не менее пяти часов этому предмету, за 11-й класс можно практически с нуля достичь очень высоких результатов — как минимум в тех заданиях, где проверяют фактические знания. Там, где проверяют умение аргументировать свою позицию, проверяют экономический, юридический, политический кругозор ребенка, конечно, сложнее. Оптимально начинать с 10-го класса и помнить, что все, что проходят в школе с 5-го или 6-го класса, будет в той или иной форме и на экзамене.

Дальше — принцип обязательного совмещения теории и практики, моментального следования практики за теорией. Принцип, который предполагает, что нужно использовать разнообразные источники и способы подготовки: и школьные занятия, и онлайн-уроки, и учебники, и сообщества в соцсетях. Или принцип «готовиться в компании». Не только веселее, но и эффективнее, когда выпускник находит человека, который контролирует его и которому он отчитывается за проделанную работу. Это может быть одноклассник, брат или сестра, родители. Хотя родителей не советую, это чревато не самыми приятными разговорами, а иногда и конфликтами.

— Вы много раз были законным представителем учеников на апелляции. Как защитить свою оценку, что нужно помнить?

— Я выступал иногда формально, а иногда неформально, помогал ребенку заполучить те баллы, которые, на наш взгляд, ему не поставили. Нужно понимать, что в некоторых регионах это почти невозможно, хотя бы потому, что подобная процедура проходит онлайн и вы через чат общаетесь с экспертом. Но эксперты тоже люди, которые могут допустить ошибку.

Я всегда предлагаю выпускникам со всей страны абсолютно бесплатную услугу — после объявления результатов на экзамене написать мне, чтобы я оценил их работу. Причем не только то задание, которое недооценили, но и всю вторую часть. Много раз я был абсолютно уверен, что в условном 24-м задании эксперты допустили ошибку и недодали один-два балла, но в то же время видел, что другое задание переоценили. На апелляции проверяется вся вторая часть, поэтому где-то могут добавить два балла, где-то вычесть, и в итоге ребенок остается с тем же результатом.

Готовясь к апелляции, нужно найти аргументы и вооружиться учебниками из федерального перечня — принести их с собой, можно сделать ксерокопии или держать при себе на телефоне в электронном виде. Если в учебнике написано так, и в работе ребенка написано таким же образом, но эксперт снизил оценку, то он просто обязан ее повысить. Ребенок может ссылаться не только на учебники, но и в первую очередь на законы. Потому что значительная часть заданий проверяет знание законодательства. 

В целом эксперты на апелляции, как правило, не заинтересованы в том, чтобы повысить балл. Я как человек, который не один год был в составе экспертной комиссии, понимаю, почему. Мне, например, приходилось писать обоснование по каждому баллу, который я добавил. Я должен был приводить ссылки на законы, на учебники, научные факты и теоретические концепции. И да, это сложная работа, которая экспертам, откровенно говоря, не нужна. 

В то же время эксперты — это, как правило, школьные учителя, которые в целом не стремятся завалить несчастного выпускника.

Если грамотно и вежливо все объяснить, ссылаясь на соответствующие учебники и законы, то больших проблем не возникает. Если возникают, можно обратиться к председателю конфликтной комиссии. Некоторые ребята идут дальше и подают иски в суд. Но, к сожалению, повысить баллы через суд — это сложно, долго, и к моменту, пока суд вынесет решение, приемная кампания уже давно завершится.

— В свое время вы предлагали способы, как сделать ЕГЭ более человечным. Стал ли он более человечным за эти годы?

— Сложный вопрос. Хотя бы потому что мы каждый год видим скандальные истории, когда у детей на экзамене возникают проблемы, когда они, скажем, случайно уронили листы с контрольно-измерительными материалами. Или скандалы на этапе, когда дети проходят через металлодетекторы, и так далее. Конечно, это отдельные эксцессы, но они создают постоянный негативный шум.

В целом я положительно отношусь к ЕГЭ и считаю, что это уникальная возможность для талантливых, сильных, ответственных ребят из регионов поступать на бюджетные места в лучшие университеты страны. Каждый год в конце августа или в начале сентября получаю фотографии со студенческим билетом от своих выпускников и искренне радуюсь. 

Могу сказать, что ЕГЭ стал более практико-ориентированным, более сложным и более объективным — в том плане, что он позволяет оценить реальный уровень предметных знаний наших учеников и в то же время их soft skills, гибкие компетенции. ЕГЭ меняется каждый год. Иногда хочется, чтобы он хотя бы три года не менялся. Но, к сожалению, это мечты, которые, судя по всему, никогда не исполнятся. 

«Увидел двойку, разорвал этот листок и хлопнул дверью»

— Вы — учитель, которому дети делают замечания. Ребенок может сказать, что вы, конечно, классный, но окна во время занятий не открываете или вот пошутили неудачно. Как вы учите этой честности?

— Я не просто привык к тому, что дети мне делают замечания на уроках. Я едва ли не требую от них это делать — в проверочных работах, скидываю им ссылки на Google- и Яндекс-формы, и QR-код у нас всегда висит в кабинете, стоят коробки для замечаний. Я стараюсь приучить детей к мысли, что замечания, а точнее, конструктивная критика — это не что-то плохое и не повод для конфликта, а источник роста и развития.

Наверное, когда я сам предлагаю детям критиковать себя, они спокойнее относятся и к моим замечаниям в их адрес. Я всегда честно хвалю. Иногда еще делаю то, что называю профилактической похвалой, то есть хвалю, когда они вроде бы и не заслуживают.

Но практика показывает, что дети, которые меньше всего заслуживают похвалу прямо сейчас, больше всего в ней нуждаются.

Это, как правило, двоечники или троечники, которых учителя редко хвалят. Сам факт, что мы их похвалили и показали, что верим в них, мотивирует учиться лучше.

— Но сделать учителю замечание — это же страшно, потому что учитель авторитет. Как я могу ему сказать, что меня что-то не устраивает?

— Учитель, безусловно, авторитет. Но быть авторитетом не означает быть святым. Вообще я очень люблю ошибки. Конечно, меня не очень радуют ошибки, которые мои ученики делают на ЕГЭ по обществознанию, но я всегда их и своих студентов педагогического университета приучаю к мысли, что ошибки — это нормально и естественно.

Ошибка — повод, например, разобраться, почему дети ее допустили. Или я могу сказать: «А давай ты попробуешь всему классу объяснить, почему ты здесь ошибся и почему это неправильно». И тогда ошибка превращается из ситуации неудачи в ситуацию успеха, потому что ребенок встает на место учителя: «Мои дорогие одноклассники, не наступайте на мои грабли. Имейте в виду, что здесь надо сделать ровно наоборот». 

Дети боятся задавать вопросы учителям, боятся ошибок. И это, на мой взгляд, две едва ли не самые серьезные проблемы российских школьников. Дети воспринимают вопросы как проявление слабости, незнания. Боятся, что учитель и одноклассники подумают, что они якобы глупые и ничего не учили.

Как-то я был гостем на открытом уроке. Молодая, интересная и яркая учительница объясняла какую-то тему и несколько раз спросила у детей: «Вам все понятно?» И дети, конечно же, ответили: «Да, капитан, все понятно». В конце урока она дала задание по этой теме. Молчание. Она так искренне удивилась: «Ну а почему нет? Я же вам все объяснила. Вы сказали, что вам все понятно». Одна девочка дала потрясающий ответ, который я на всю жизнь запомнил: «А мы всегда говорим, что нам все понятно». Понимаете, как им сложно. У них есть внутренний барьер признать, что они чего-то не понимают, и преодолеть этот барьер за один урок не получится.

— Какие еще замечания вам делают?

— Завуалированно пишут, что учитель не уделяет им должного внимания. Да, мы, педагоги, говорим о необходимости индивидуального подхода, но мы прекрасно понимаем, что когда у тебя в классе 25–30 человек и ты работаешь с ними раз в неделю, то индивидуальным подходом не пахнет. Это фантастика.

Могут жаловаться на почерк, на неудачные сокращения, которые они не понимают. Или на скорость речи. Могут жаловаться на то, что мемы, которые я им показал, устарели еще три месяца или года назад. Могут просить приводить более свежие примеры, чем примеры из «Игры престолов». В этом плане дети заставляют нас держать себя в тонусе и следить за трендами массовой культуры.

— Мне запомнилась ваша фраза: «Мы видим в детях то, что хотим видеть. Если мы хотим увидеть в них позитивные качества, желание учиться, то обращаем внимание именно на это». Согласна, красота в глазах смотрящего. Но вот условный Вася срывает мне урок. Что я могу в этом увидеть?

— Вопрос, каким образом он срывает урок. Для некоторых ученик, который просто полушепотом говорит с соседом по парте, уже сорванец. Я советую эту планку ожиданий снизить. Ждать, что дети 45 минут будут сидеть и молчать, сложив руки на парте, наивно. В то же время, если Вася срывает урок, это не означает, что мы должны ему сказать: «Вася, спасибо, что сорвал урок». 

Помню историю, когда я раздавал проверенные работы. Одному мальчику я поставил два. Это был седьмой класс. Он увидел двойку, демонстративно разорвал этот листок, кинул его, хлопнул дверью и вышел из кабинета. Можно было тут же поставить ему еще одну двойку, обругать прилюдно, хотя его уже нет. Но лучшее, что можно сделать, это выйти и поговорить, объяснить, что свет клином на этой двойке не сошелся, что он может ее исправить, попросить его зайти в кабинет, собрать эти листочки и продолжить урок. Да, кто-то скажет, что это может и не решить проблему. В педагогике нет панацеи от любой беды. 

— Чем закончилась ваша история?

— Он вернулся, собрал листочки и переписал проверочную на четверку. Я ему объяснил, что это всего лишь контрольная, что впереди у нас еще полтора месяца учебы и у него будет время и возможность все исправить: «Поэтому давай, дружище, мы сейчас с тобой пожмем друг другу руки, договоримся о перемирии, ты зайдешь в кабинет, соберешь эти листочки и продолжишь урок. Я не буду тебя прилюдно ругать, не буду звонить родителям и рассказывать нашему грозному замдиректора, что такая ситуация произошла». 

Он спокойно это принял, извинился. Я не требовал публичных извинений. Многие учителя в таких ситуациях хотят абсолютной победы. Недостаточно, что ребенок спокойно вернулся и собрал листочки. Хочется нокаута, чтобы он еще и публично извинился. Но ребенку сложно это сделать. Некоторым, по крайней мере. Им надо переступать внутренние барьеры. И зачем? 

Наша цель — не победить нокаутом. Да и у нас не бокс. Наша задача — научить в том числе цивилизованно решать конфликты.

Однажды моя десятиклассница спросила в слезах: «Почему нас учат запоминать тысячу дат по истории, но не учат, как разрешать конфликты с родителями?»

Шесть минут

— Ваш взгляд на преподавание как-то изменился после того, как появились собственные дети?

— Они еще довольно малы, старший только в первом классе. А я практически всегда преподавал и преподаю старшеклассникам или студентам. Не сказал бы, что мои принципы изменились. Сменился акцент моих интересов. Когда у тебя дома растут маленькие дети, ты начинаешь больше интересоваться дошкольной педагогикой и больше думать о воспитании детей, нежели об обучении. Еще сильнее стала беспокоить проблема, как заинтересовать детей чтением. Я даже написал об этом книгу «Почему он не читает? 100 советов, как увлечь ребенка чтением».

И еще одно интересное последствие: проводя время с детьми, я стал придумывать новые игры. Это меня так увлекло, что я задумался над тем, как добавить игровые технологии в обучение студентов и старшеклассников, и на этой волне создал целую студию разработки обучающих игр.

— К рождению первого ребенка вы очень готовились, читали книги, потом вместе с сыном слушали классическую музыку, развивали его мелкую моторику и так далее. Многим родителям хочется в первого ребенка вложить побольше, а потом появляется второй, и все расслабляются. Как у вас?

— Страшно представить, что будет с третьим или четвертым (смех). Безусловно, я, как и любой отец, вынужден признать, что первому ребенку всегда достается больше внимания и времени, чем второму. Хотя бы потому, что второй вынужден делить его с первым. Это объективно.

Со своим старшим мальчиком я много занимался математикой. Я почувствовал, что у него есть к этому интерес и задатки, и начал спокойно, не мучая, с ним заниматься. И сейчас в первом классе уровень его знаний, пожалуй, на уровне пятого. С младшим я пытался делать то же самое, но не видел такого результата. В то же время ему очень интересно читать. Он любит книги, ему нравится, когда ему читают. А моя настойчивость с математикой дала плоды — в пять лет он внезапно заинтересовался и начал делать заметные успехи. 

Стараюсь, насколько это возможно, уделять равное внимание и старшему, и младшему. Стараюсь, чтобы мы играли втроем или вчетвером, вместе с мамой. Не всегда это удается, но при желании можно найти время. 

Есть одно известное исследование, результаты которого пугают и разочаровывают.

Средний отец проводит в день с одним ребенком примерно шесть минут качественного времени. 

Качественное время — когда его внимание сосредоточено на ребенке, они вместе играют, что-то обсуждают, гуляют, а не просто сидят вместе за столом, каждый углубившись в свой телефон или планшет. Шесть минут — это катастрофически мало. И мне кажется, что любой родитель, и прежде всего отец, должен искать способы провести с детьми больше качественного времени. 

— Но вот папа весь день пропадал на работе. Где взять это качественное время?

— Можно в течение дня писать или звонить. Есть международное сравнительное исследование PISA, которое оценивает уровень грамотности 15-летних школьников. Результаты этого исследования, помимо прочего, дали неожиданные выводы. Оказывается, один из важнейших факторов успеваемости детей — наши совместные трапезы. Мне кажется, при желании большинство родителей могут завтракать и ужинать вместе с детьми, общаться, делиться впечатлениями. 

Мы вместе завтракаем, общаемся, готовимся к выходу из дома. В это время я нередко включаю какую-нибудь детскую песню, мы можем ее спеть или под нее потанцевать. Утром я готовлю им листочки с примерами, заданиями, играми, ребусами, шарадами. Дети берут их с собой в школу или детский сад и потом вечером приносят обратно. В 16 часов я забираю старшего ребенка из школы, и, как правило, последний час рабочего дня он проводит со мной. 

Мы вместе ужинаем, делимся впечатлениями, событиями. Всегда стараюсь как минимум 30 минут, а обычно уже больше, поиграть с ними, придумать интересные игры. Кстати, меня всегда искренне смешит и до слёз радует, когда мой старший сын говорит: «Папа, я придумал новую игру».

Они не могут заснуть без того, чтобы я не почитал им книгу. У нас есть книжные ритуалы — вплоть до того, что старший на днях вслед за мной составил трекер чтения, где пишет дату, план, сколько хочет прочитать страниц, сколько он фактически прочитал. Я им читаю книгу обязательно при свете фонарика, а потом они просят меня по минутке полежать с ними, я им рассказываю интересные истории — то, что было или что я придумал.

— Из тех советов, которые вы даете в своей книге, что вам больше всего самому помогает?

— Как раз такие ритуалы. Самый простой и самый знакомый — чтение на ночь. Срабатывает, безусловно, и то, что в нашем доме очень много книг: они везде. Куда бы дети ни пошли, они везде видят книги. Я покупаю книги по интересам детей. Старший обожает космос — видимо, вслед за своим отцом. 

Никогда не требую от детей, чтобы они меня слушали прямо сейчас или сами читали. Но я им предлагаю. Если вижу, что отказываются, а это регулярно происходит, я им говорю: «А давайте мы построим домик и в этом домике почитаем книжки». Все, они уже готовы строить домик. Много не надо: протянуть одеяло над двумя креслами. А если туда еще принести на тарелке кусочки яблок или бананов, любимые игрушки!..

Превращаем книги в игру, в маленькую театральную постановку. Если мы читаем «Репку», едва ли не обязательное требование тут же ее разыграть. Вот отец — дедушка, мать — это бабушка, там и внучку можно найти, в нашей вариации два внука.

Потом заново дети начинают играть и собаку, и кошку, и мышку, и все мы отчаянно тянем, тянем, тянем, тянем.

Учительская семья

— Откуда у вас у самого любовь к чтению?

— Думаю, из детства. Мы жили в двухкомнатной квартире всемером, и, разумеется, никто из детей и не мечтал о своей комнате.

Но в то же время огромное место в этой маленькой квартире занимал книжный шкаф. Для меня он всегда был сокровищницей.

Если говорить более педагогическим языком, у меня была книжная среда. Вокруг меня было много книг, были правильные роли — примеры людей, которые читают книги: и родители, и старшие сестры. И, наверное, однажды прочитав «Вокруг света за 80 дней», я настолько увлекся, что дальше уже сложно было остановиться. 

Сформировалась привычка. Сейчас я как педагог считаю своей миссией сделать все возможное, чтобы как можно больше детей читали и как можно больше родителей воспитывали в своих детях любовь к чтению.

— Вы сами из учительской семьи, ваша мама учитель математики. Каково это? 

— Это здорово. Потому что у тебя дома всегда есть человек, который готов тебе помочь с любым заданием, объяснить все что угодно, поддержать тебя и так далее. 

Если ты из учительской семьи, значит, ты из семьи интеллигентной, образованной. Значит, у тебя дома есть книги. Значит, дома если и не культ образования, то как минимум постоянно говорят о том, что знания — это социальный лифт, что благодаря знаниям ты сможешь добиться успеха. 

Разумеется, есть и минусы. Мама, которая приходит домой с тяжелыми пакетами, набитыми тетрадями с контрольными. Мама, которой иногда не хватает времени на своих детей, потому что долгими вечерами ей надо проверять листочки и тетради из этого самого пакета.

Но тут надо заметить, что я не так много видел свою маму в роли учителя, потому что в 90-е годы уже было довольно тяжело быть педагогом. Когда ты мать пятерых детей, сложно вдвойне.

— А как складывались ваши отношения со школой?

— Я любил все предметы, кроме физкультуры и ОБЖ. Так сложилось. Наверное, потому что я физически был не очень сильным ребенком и у меня многое не получалось. 

Когда ты хочешь учиться, когда тебе это интересно, когда ты стараешься, учитель тебе отвечает взаимностью. И в этом плане у меня со всеми учителями были теплые, почти дружеские отношения. 

С одноклассниками не всегда. Не сталкивался с буллингом, но не все любят отличников и тем более ботаников, в числе которых я был и в школьные, и немного в студенческие годы. Я всегда готов был помочь. Тем, кто просил списать, я давал списать. Тем, кто просил что-то объяснить, я с радостью объяснял. Мне было не жалко поделиться своей работой. Может, я подсознательно понимал, что это и меня делает лучше. Сегодня все педагогические исследования показывают, что, когда мы сами что-то объясняем, мы тем самым лучше запоминаем и понимаем ту тему, с которой сталкиваемся.

В целом от школы остались приятные воспоминания. Но, как и у всех, у меня были и плохие учителя тоже. Кто-то из них не умел разговаривать, а умел только кричать. Были такие, которые позволяли себе линейкой бить учеников по рукам и спинам. И почему-то в 90-е, в начале нулевых мы воспринимали это как норму и не жаловались родителям. Но я их рассматриваю как пример учителей, у которых можно было научиться тому, как не надо себя вести. И в этом плане я не самым хорошим учителям также благодарен.

«Нет ничего прекраснее смеха твоего ребенка»

— Ужасная прическа, рваные джинсы, непонятный свитер, ботаник — таким вы вспоминаете себя 17-летнего. Что было внутри у этого молодого человека? 

— Как назло, я и сегодня в свитере (смех). Обычно я в костюме и красивой рубашке с галстуком. Но вот снова я в свитере, хотя выглядит он, конечно, приличнее, чем те, в которых я ходил в студенческие годы. Я убежден, что по одежке встречают, но провожают все-таки по уму. 

Любая мама в любом возрасте остается мамой. Моя, хоть ей уже под 70 лет, постоянно делает мне замечания, если видит, что у меня неглаженая рубашка, что борода у меня слишком длинная или что костюмчик не самый свежий, надо бы его обновить. Я и сегодня не уделяю этому должного внимания и по сей день считаю, что это не самое главное. Самое главное — наши поступки, интеллект и поведение.

Что было тогда в сердце 17–18-летнего студента, который всю жизнь жил в маленьком провинциальном селе в Оренбургской области, где, собственно, не было ничего? А затем он переехал в довольно-таки большой город Грозный после второй военной кампании — разрушенный, в котором тоже, в общем-то, ничего не было. А потом этот мальчик внезапно переехал учиться, возможно, в самый красивый город не только в России, но и во всей Европе, в Санкт-Петербург. 

Я вырос в бедной семье, которая никогда не могла позволить себе ничего лишнего. У меня никогда не было карманных денег. В 11-м классе мне как-то дали 100 рублей, и я тратил их две недели. Я чувствовал свою ответственность перед родителями, которые отдавали последние деньги, чтобы я мог нормально жить и учиться в Санкт-Петербурге. Чувствовал ответственность перед родными, которые тоже мне помогали. И мне было стыдно плохо учиться. 

Я делал все возможное, чтобы получить пятерки и знания. Я учил в два, в три, иногда и в пять раз больше, чем от нас требовали. Мне хотелось быть самым умным, хотелось читать, читать и читать. Я просиживал много времени в библиотеках и близко подружился со всеми библиотекарями и в районной, и в вузовской университетской библиотеке. У меня была огромная жажда знаний, и эта мотивация побуждала меня учиться и пробовать свои знания в разных сферах. В том числе в студенчестве я много где поработал, начиная от охранника и заканчивая учителем. Получив небольшой преподавательский опыт, я внезапно осознал, что мне это безумно нравится.

— А что в сердце сегодня? Вы демонстрируете образ успешного мужчины, у которого складывается карьера, который написал и защитил диссертацию, у которого счастливая семья, свои книги, куча проектов. Что остается за кадром?

— За кадром остается тяжелый ежедневный труд, который начинается рано утром и часто заканчивается поздно ночью, когда вся семья уже спит. За кадром остается и то, что, несмотря на достижения, на диссертацию и книги, я не потерял интерес к своему делу.

Как раз сегодня утром ехал на работу и думал о том, изменился ли я как учитель и как человек за последние годы. И ловил себя на мысли, что принципиально не изменился. Я по-прежнему открыт, по-прежнему хочу учиться, по-прежнему учусь больше, чем учу сам. По-прежнему стараюсь изменить мир к лучшему. 

Может быть, юношеский максимализм прошел, но я понимаю, что хочу и сегодня сделать все возможное, чтобы улучшить жизнь как можно большего количества людей.

И еще за кадром понимание, что кем бы мы ни работали, чем бы мы ни занимались и какие бы амбициозные цели перед собой ни ставили, семья — важнее всего. Недавно одна моя коллега с почти 50-летним стажем написала что-то вроде: «Остается ли у тебя хоть пять минут на семью?» И далее шла речь о том, что, ну да, ты мужчина, жена занимается детьми, ты занимаешься работой. Знаете, я не стал ее особо переубеждать, но мне в каком-то смысле было обидно. Наверное, у многих складывается такое впечатление, но на самом деле все ровно наоборот.

Работа, книги, преподавание, учеба, наука играют в моей жизни огромную роль. Но и на психологическом и бытовом уровне для меня всегда семья, дети на первом месте. Я делаю все, чтобы уделить дополнительную минутку своим детям. Не только потому что я понимаю, как это важно для их развития. Но и потому что я получаю от этого ни с чем не сравнимое удовольствие.

Нет ничего прекраснее смеха твоего ребенка. Нет ничего прекраснее понимания того, что ты научил своего ребенка читать. И все это дает мне почти бесконечный запас энергии, которую я вкладываю в своих учеников, книги, науки и другие проекты.  

Фото: из личного архива Алихана Динаева

Поскольку вы здесь… У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. ПОМОЧЬ

Источник