«Некрасов мог бы писать сценарии для сериалов». Как его читают подростки

Фото: placeit.net

Николай Некрасов писал стихи о мучительных созависимых отношениях и бесправном положении женщин, говорил о социальных проблемах и задавался извечным вопросом: «Кому на Руси жить хорошо?» Почему же он остается одним из недооцененных классиков, которого многие не понимают и забывают сразу после школы? Мы поговорили с преподавателем литературы Михаилом Павловцом о том, как читают и понимают Некрасова его ученики.

В поисках ключей

— Некрасова я не люблю и не помню. Ощущение, что в школе он прошел мимо меня, и я не одна такая. А как у ваших учеников?

— Как мне это лично ни обидно, но так же. Отчасти воспроизводится та самая ситуация на похоронах Некрасова, когда Достоевский выступал с речью и сказал, что Некрасов занимает третье место в русской литературе после Пушкина и Лермонтова, а студенты закричали: «Он выше, выше!» Пушкин объективно выше Некрасова. Но лично мне, причем с детства, Некрасов как поэт и человек все равно ближе. Притом что я очень люблю Пушкина, Лермонтова и вообще поэзию. 

Для меня большое расстройство, что я могу прийти к ребятам с самыми разными авторами и всегда найти какой-то ключик, но вот к Некрасову ключик ищу до сих пор. Бывают некоторые удачи, как мне кажется, но в целом я вижу, что Некрасов нынешнему поколению мало понятен. Возможно, это связано с тем, что он тесно вплетен в свой век, в вопросы этого века, его проблематику, поэтику. И эта злободневность — сознательный выбор Некрасова. Он говорил не «векам, истории и мирозданью», как Маяковский, а своим сверстникам, современникам, властям. 

Поэтому, чтобы понимать поэзию Некрасова, нужно знать историю. А школьнику важнее его собственный мир.

Ему важно разобраться с тем, что происходит здесь и сейчас, и уже потом углубляться в другие века и культуры. 

У нас в образовании получается наоборот. Мы вначале должны понять Пушкина, потому что без Пушкина мы не можем понять Лермонтова, без Лермонтова мы не можем понять Некрасова, без Некрасова не можем понять Маяковского. Но мы и Пушкина не понимаем — да и как его понять без Державина, Байрона, Парни? И как понять одно непонятное через другое — тоже не очень понятно. 

Это огромный вызов для учителя — найти хоть что-то в тех авторах, с которыми ты приходишь к детям, чтобы зацепить, чтобы дети увидели, что это касается не только людей позапрошлого века. И что в конце концов это может быть красиво. У меня два таких автора в XIX веке — Некрасов и Чехов. С Чеховым отдельный разговор. С Некрасовым я бьюсь до сих пор.

— Чем удается зацепить?

— Я стараюсь учитывать возрастные особенности тех, с кем я говорю. У меня 10–11-е классы. Что такое есть в Некрасове, без чего нам и сегодня нельзя? Во-первых, любому школьнику понятна мелодраматическая линия. Некрасов сегодня мог бы вполне писать сценарии для сериалов. У него немало таких стихотворений, да и в судьбе мелодрам достаточно — например, история с Авдотьей Панаевой или с его последней любовью, женой Зинаидой Николаевной, Феклой.

Ужасно актуальная история, когда Некрасов, будучи образцом, чуть не иконой нравственности, вдруг совершает невероятную ошибку — читает оду Муравьеву-вешателю, из-за которой подвергается, как бы мы сейчас сказали, культуре отмены (генерал Михаил Муравьев жестоко подавил польское восстание 1863–1864 годов. — Прим. ред.). Но здесь мы, получается, больше говорим о жизненном тексте. Это то, что вызывает первый интерес. Не у всех русских писателей в XIX веке такие богатые, тяжелые, мучительные биографии.

Поскольку филологическая субкультура в значительной степени женская, находит отклик женская тема. И я говорю о Некрасове как о поэте, который один из первых эту тему поднял, и о том, как она связана с его любовями, с судьбой его матери, о том, как в одном человеке уживались объективация женщин и чувство вины перед ними, вещи передовые для своего времени и «патриархамство». Ведь противоречивость всегда интересней, чем правота.

Защитник женщин

— В каких текстах это можно увидеть?

— Вызывают интерес два стихотворения, которые мы подробно разбираем на занятиях. Первое — «Когда из мрака заблужденья…», в котором Некрасов отчасти предсказал свою собственную судьбу. Герой берет в жены девушку «падшую». Там не сказано прямо, что из «заведения», как тогда говорили, но мы понимаем, что в обществе она подверглась осуждению. Герой обращается к ней со словами: 

И в дом мой смело и свободно
Хозяйкой полною войди!

С одной стороны, какая моральная высота, какое благородство! Сколько молодых людей потом попытались повторить подвиг героя Некрасова, перепутав жизнь с литературой, и как горько за это заплатили. Но мы знаем, что Некрасов (по его собственным, правда, словам) взял Феклу именно из «заведения». И эта молодая женщина стала ему верной спутницей, другом, его законной наследницей. 

Но, с другой стороны, в этом стихотворении есть и то, что герой в себе не преодолел. Он говорит: 

Я понял все, дитя несчастья!
Я все простил и все забыл.

И у нас возникает вопрос: а что тебе дает право прощать? Чем эта девушка перед тобой провинилась? Это твой выбор, ты сам несешь за него ответственность, если ты ее действительно полюбил, а не играешь в благородство и любуешься собой. Нет ли в этом позы, эгоцентризма? И ситуация вдруг становится куда более сложной. 

Другой такой же пример — стихотворение «Тройка», ставшее романсом. Интересно, как молодой поэт глазами своего лирического героя смотрит на девушку, которая стоит на краю дороги, провожая пролетающие экипажи:

На тебя заглядеться не диво,
Полюбить тебя всякий не прочь:
Вьется алая лента игриво
В волосах твоих, черных как ночь.

В образе этой девушки отражен не «тип величавой славянки», а скорее цыганки, Кармен! И тут выясняется, что у нее выбор невелик. Первый путь — стать содержанкой. Альтернатива? «За неряху пойдешь мужика».

Молодой Некрасов другой альтернативы не видит. Либо ты попадаешь в крестьянскую семью, где тебя загонят в могилу, либо становишься содержанкой. Третьего не дано. Не рассматривается вариант, что и в крестьянской семье возможна любовь, возможны удивительные отношения. Некрасов как автор откроет для себя это позже и опишет в поэме «Мороз, Красный нос». Даша будет любить своего Прокла, и Прокл будет ей под стать. Драма в семье Прокла возникнет не из-за того, что женщина в семье будет унижена, а просто из-за тяжелых условий жизни. Мы помним, что именно в этой поэме прозвучит гимн русской женщине, той «величавой славянке», которая «коня на скаку остановит».

— Это любимое!

— Но есть еще строки, которые знают не так хорошо:

Идет эта баба к обедне
Пред всею семьей впереди:
Сидит, как на стуле, двухлетний
Ребенок у ней на груди…

Здесь есть все. Патриот-консерватор найдет торжество семейных ценностей, а человек либеральных взглядов увидит, что эта баба идет впереди своей семьи, что она главная и во всем себя находит: и в семье, и любви, и в труде, и в танце. Ужасно интересно, как от черно-белых картин Некрасов приходит к более объемному взгляду на себя, на жизнь, на женщин.

— Можно ли сказать, что Некрасов был феминистом?

— Феминизм можно использовать как метафору, а можно как строго научное понятие. Я как человек, занимающийся наукой, предпочитаю оговаривать, что феминизм — это скорее современное движение, по крайней мере этим понятием современники Некрасова не пользовались (было понятие «суфражистки» — и мы помним ядовитую пародию на одну из них в «Отцах и детях» Тургенева). 

Но Некрасов действительно был заступником за женщин и человеком, для которого тема женских прав, страданий стояла очень остро.

Намного острее, чем для многих его современников — сравните с Фетом, Тютчевым. Я уж не говорю про Пушкина и Лермонтова. И в этом смысле Некрасов до сих пор важен, актуален, ему есть за что быть признательным.

— Но при этом он был ревнивцем, состоял в сложных отношениях.

— Да, поэтому и я говорю, что не стоит упрощать. В любом художественном произведении можно увидеть заложенные в нем потенции для альтернативных прочтений. Со своими подопечными я иногда играю в игру: одно и то же стихотворение мы берем и читаем разными глазами — глазами охранителя-консерватора, современного человека, человека, живущего в XVII веке. И вдруг ты видишь, что слова и знаки препинания те же самые, а текст меняет свои смыслы, либо вовсе перестает быть понятным, либо кажется чудовищным, неприемлемым, либо поражает своей свежестью и новизной. 

Это такая работа, которой приходится особенно много проводить в случае Некрасова. Она требует времени — того, чего в школе нет в силу перегруженности программы. Мы видим, что литература теряет свои позиции, превращаясь из дисциплины, посвященной книге, чтению, в дисциплину, посвященную сдаче нормативов, когда мы книгу не читаем, а проходим за короткий период и отчитываемся о пройденных текстах, а тексты превращаются в штампы и набор готовых мемов. 

Если от всего Некрасова останется «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» и «Коня на скаку остановит…» без особой рефлексии, как это прозвучит сегодня? Это тоже форма убийства Некрасова. Он сильно пострадал в советское время из-за того, что его записали в революционные демократы. Сегодня он может показаться нарушителем нравственных заповедей. Но стремление привязать сложную, внутренне противоречивую фигуру к простой и понятной доктрине ни к чему хорошему не приводит. Некрасов сегодня может быть понятен только при признании его сложным явлением, которое допускает самые разные оценки, в том числе и неприятные.

«Чихающие» стихи

— Какие еще есть крючки?

— Интересно говорить про гражданскую поэзию. Сегодня само понятие гражданской поэзии распалось на две фракции. Первая, во многом под влиянием советского опыта, превращает гражданскую поэзию в этатистскую, обожествляя государство как высшее начало, которому ты посвящаешь служение всей своей жизни (этатизм — идеология, абсолютизирующая роль государства в обществе и предполагающая широкое и активное государственное вмешательство в экономическую и социальную жизнь общества. — Примеч. ред.). Гражданская поэзия как прогосударственная превращает поэта в человека, который готов отказаться от своего голоса и начать говорить голосом государства. Получается поэт-чиновник: он доводит до подданных догматы, резолюции, законы, правила поведения.

Другая фракция интересней, она есть в современной поэзии, но ее называют не столько гражданской, сколько поэзией нравственного сопротивления или социального нонконформизма. И здесь поэт словно отказывается быть прежде всего поэтом, выражая гражданские истины и ценности. Наверное, последними по-настоящему гражданскими поэтами в этом смысле были диссиденты. Например, Наум Коржавин и Наталья Горбаневская. Их поэзия, возможно, не была выдающейся с точки зрения развития поэтических форм, но она несла общественно значимые истины, и поэтическая форма нужна была лишь как одно из риторических средств.

— Публицистика в стихах?

— Да, лирическая публицистика, и сегодня есть такие поэты. Но эта форма довольно традиционна, иногда вторична, и она не всегда имеет отношение непосредственно к литературе. А в актуальной литературе есть такое течение, как социальная поэзия. Когда поэт обращается к важным, злободневным темам, связанным с правами человека, с конфликтами, с теми болезненными вопросами, которые раскалывают общество и могут поставить народ на край гражданской войны. 

Но социальная поэзия тем и отличается от гражданской, что поэт-гражданин словно бы свысока смотрит на своего читателя: он его поучает, встает в позицию поэта-пророка — именно так это было и у Некрасова. Одно из главных стихотворений Некрасова так и называется — «Пророк», в нем поэт-гражданин уподобляется Христу. 

Его еще покамест не распяли,
Но час придет — он будет на кресте;
Его послал бог Гнева и Печали
Рабам земли напомнить о Христе.

Сначала оно называлось «Памяти Чернышевского»: до Некрасова дошли слухи, что Чернышевский умер, заточенный в Петропавловской крепости, и Некрасов бросился писать это стихотворение. Потом выяснилось, что нет, жив, и стихотворение стало называться «Пророк». Но современный зрелый поэт, конечно, вряд ли возьмет на себя смелость вот так уподоблять себя пророку, чьими устами гласит Бог. Современный социальный поэт переживает эти вопросы и боли как свои личные, он видит их преломленными в своей повседневности, в своих отношениях с близкими, он не поучает и не обличает. Такая поэзия лишена профетического звучания, тем более у нее нет претензий на обладание неколебимой истиной. 

Такая поэзия интересна тем, как сегодня, в XXI веке, общезначимое оказывается личным и как поэзия становится политикой: как частное дело (а поэзия — всегда частное дело) становится общественно значимым и может вызвать вражду, неприятие, преследование и конфликты. 

И здесь Некрасов нам важен как поэт, при помощи которого мы видим, какой путь пройден: что поэзии доступно, а что нет, чему поэзия может «служить», а чему нет. Никакие миллионы или «уличные тыщи» за поэтами не пойдут, если только голос поэта не приватизирует политическая сила. Когда слова поэта превращаются в лозунги, то кажется, что поэзия приобретает общее значение.

— Но тогда она теряет художественность.

— Да, и сегодня гражданский поэт обращается не к массе, не к толпе и даже не к обществу — а к конкретному человеку. Это, с одной стороны, наверное, уменьшает общественное воздействие его поэзии, но с другой — делает ее более эффективной. Ты не вообще бросаешь свое слово в пространство, в зал, как пытались делать наши «громкие» поэты Евтушенко или Вознесенский, ты разговариваешь с читателями тет-а-тет, как с близкими людьми, единомышленниками, оппонентами — неторопливо, спокойно, выслушивая другого. Такая поэзия и сегодня может быть названа, с оговорками, «гражданской».

В этом ключе еще хорошо рассматривать стихотворение «Рыцарь на час». Это такое самобичевание, заканчивающееся знаменитым: 

<…> Вы еще не в могиле, вы живы,
Но для дела вы мертвы давно,
Суждены вам благие порывы,
Но свершить ничего не дано…

Именно это стихотворение дает возможность зацепиться за еще один крючок — проблема качества. Мы же знаем, что многие считали Некрасова вообще не поэтом.

— В стихах Некрасова муза не ночевала, сказал Тургенев. 

— Я помню замечательный пример про «чихающие» стихи, который привел Вадим Соломонович Баевский в своем компендиуме по русской поэзии. Прекрасные, высокие слова «От ликующих, праздно болтающих, // Обагряющих руки в крови», но попробуйте прочитать их с питерским говорком — а Некрасов, как мы помним, жил в Питере: «От ликуюШЧИХ, праздно болтаюШЧИХ, обагряюШЧИХ…»

Некоторое, как будто бы сознательное, пренебрежение формой снижает ценность поэзии Некрасова, но для кого? Для тех, кто считает, что он рожден «для вдохновенья, для звуков сладких и молитв». А в поэзии Некрасова не соловьи щебечут, как у Пушкина, Бальмонта или Фета. В его стихах раздается удар бича («лишь бич свистал играя») и жужжат насекомые-кровопийцы («жалит, щекочет, жужжит»). Потом Маяковский призовет сыграть ноктюрн на флейте водосточных труб, и в этом смысле он восходит как раз к Некрасову, который свои ноктюрны исполнял на бичах и железе.

«Школьники не понимают этого языка»

— Стоит ли, на ваш взгляд, изучать поэму «Кому на Руси жить хорошо»? Что в ней важного для школьников?

— Думаю, этот вопрос должен решать учитель. Я бы не только выбросил это произведение из обязательного списка — я бы выбросил сам обязательный список. Это признак моей «деградации», моего «антикультурного поведения» и «варварства».

— Так и запишем.

— Согласен. Я считаю, что список не главное. Мы изучаем не список. Мы в литературе получаем опыт встречи с текстом, с произведением искусства, с отраженным в нем опытом другого человека и опыт встречи с самим собою на страницах книги. «Кому на Руси жить хорошо» в советское время включили в программу, потому что это произведение очень сильно заряжено идеологически, но и тогда его никто не читал целиком. 

Я включил его в свой собственный список, обязательно читаю лекцию с элементами беседы, отдельные фрагменты мы разбираем. Но я захожу через провокацию. Вообще педагогическая провокация, в отличие от других форм провокации, очень полезный инструмент. Мы говорим о том, в какой странной форме написана эта поэма. Народный стих, фольклорные формы и сюжеты… Но для кого Некрасов ее написал? Как правило, слышу ответ: «Ну как? Конечно, для крестьян!»

— Крестьяне так и побежали читать.

— Интеллигентская, как раньше сказали бы, иллюзия, что с крестьянами надо говорить на крестьянском языке. Но мы знаем, что те самые революционные демократы пытались писать воззвания к народу псевдонародным языком и эти воззвания звучали так же комично, как и выглядели одежды некоторых славянофилов. 

Поэма Некрасова — во многом утопический проект, который поражает скорее величием замысла, чем результатом. Результат, конечно, тоже по-своему интересен, мощен, но не однозначен. Понятно, что русский крестьянин, который читал по слогам или вообще не читал, вряд ли бы там что-то понял. 

Эта поэма адресована образованному сословию: мы следуем великой западной культуре, Античности, западноевропейской литературе, взяли дактили и хореи, поэмы и сонеты, тогда как у нас под боком сложилась своя собственная национальная культура, которая выработала свои формы стиха, свои формы выразительности, свои сюжеты. И эта культура столь богата, что можно не только ее стилизовать, как Пушкин в песне русских девушек в «Евгении Онегине». На языке этой культуры можно написать эпос! Но глаза открывать она будет не крестьянам, а тем, от кого зависит судьба этих крестьян — от людей образованных, наделенных властью интеллектуальной, государственной, экономической.

Школьники не понимают этого языка, им надо переводить на русский.

Так что, к сожалению, приходится говорить об этой поэме как о феномене культуры, а не пытаться прочитать целиком, изучить все линии, непременно запомнить композицию, как требуют некоторые преподаватели… Зачем это знание тому, кто не собирается быть филологом? И если я имею дело не с филологами в будущем, я считаю, что лучше обсудить саму проблему — кому на Руси жить хорошо? Где ключик к замкнутым кругам, по которым ходит наше общество? Сам язык наш обсудить!

— Как вам кажется, какой видел Некрасов Россию будущего?

— Сложный вопрос. Конечно, его взгляды менялись, но он не стал реакционером, сторонником кнута и не полюбил запаха кобуры. Я не большой специалист в Некрасове, я учитель-практик, который ищет, как говорить о Некрасове. Но мне кажется, что он был сторонником какой-то американской модели развития. Ему очень нравились люди сильные, предприимчивые, у него не было иллюзии по поводу крестьянской общины — того, во что верили многие славянофилы и почвенники. Лучшие герои Некрасова — индивидуалисты. 

Безусловно, Некрасов видел Россию будущего без крепостного права. Но интересно, что он сам, будучи в прошлом крепостником, критиковал отмену крепостного права, причем не так, как Фет, который видел в этом большую беду. Для Некрасова это решение половинчатое, оно никому счастья не принесло («распалась цепь великая…»). 

В других людях он ценил умение самозабвенно трудиться и творить. Будущую Россию он видел страной, где каждый будет заниматься своим делом, созидательным трудом и, богатея, составлять общее благосостояние. Может быть, некрасоведы меня поправят. Я это вынес из чтения и размышления над его героями. 

И да, как часто бывает, его убеждения регулярно вступали в непримиримый конфликт с его собственными практиками, с его пристрастием к игре, любовью к роскоши, к охоте. Но тем интересней: мы видим живого человека, а не схему или пропагандистскую листовку. И Некрасов мне этим очень близок. 

Стихи про абьюз и созависимость

— Любовная лирика Некрасова. Что там обсудить со школьниками?

— Я пытался. Мне кажется, некрасовская любовная лирика — она немного для другого возраста. Хотя у него есть любопытные стихотворения, например, «Слезы и нервы». Это стихи про достаточно абьюзивные отношения, как сегодня мы говорим, про созависимость и манипуляцию. Каким образом женщина свою слабость превращает в силу? 

Любовная лирика Некрасова близка тому, что мы читаем вообще в русской литературе, об этом писал Чернышевский в статье «Русский человек на rendez-vous». Когда рядом с яркой, сильной женщиной оказывается слабый, безвольный, нерешительный мужчина. Но что мы видим? Именно благодаря тому, что Некрасов дает слово такому мужчине, ситуация перестает быть настолько однозначной. Мы уже не готовы винить исключительно бездушного, нерешительного, не умеющего разобраться в своих чувствах мужчину. 

Мы понимаем, что это тоже «цепь великая», и понимаем, откуда берется эта нерешительность и у Обломова, и у Онегина, и у Печорина. Оказывается, манипуляции, на которые вынуждены идти женщины, управляя своими мужчинами по модели «мужчина — глава семьи, а женщина — шея: куда хочет, туда и вертит», во многом происходят из-за тех форм отношений между полами, которые были в то время в обществе.

Заложниками были обе стороны, которые не могли себе позволить полноценные партнерские отношения, и эти отношения превращались в манипуляцию и противоборство. Лирика Некрасова отчасти еще и иллюстрация того, как можно, но лучше не надо.

— В школе мы учили и потом декламировали у доски «Мы с тобой бестолковые люди». Было забавно.

— Это и правда странно. Романтические отношения иначе построены в подростковом возрасте. Это отношения двух эгоцентриков, как правило. В 16–17 лет ты еще не умеешь по-настоящему принимать во внимание чувства другого человека, ты должен пройти через опыт первой любви, постичь боль, узнать, что значит потерять любимого человека, что такое быть несчастливым. Это все больно, опасно. Но опыт несчастливой любви в раннем возрасте нужен. А к любовной лирике Некрасова я бы обратился позднее.

«Слова учат словам, а поступки учат поступкам»

— Мне попалась методическая разработка с такой темой сочинения: «Что мне близко в гражданской лирике Некрасова». Что вы думаете о темах и вопросах такого плана? Какие темы для размышления даете?

— Такие темы понятны. Это институализированное лицемерие. Давно, на протяжении поколений и поколений, мы учим детей говорить одно, а делать другое. Но аксиома педагогики: слова учат словам, а поступки учат поступкам. Если ты слышишь правильные слова, ты учишься только говорить правильные слова. И эта тема плоха педагогически и методически тем, что в ней уже задана предустановка.

— А если мне там ничего не близко, что делать?

— Именно так! По-честному, тема тогда должна быть сформулирована иначе: «Солги, пожалуйста, так, чтобы мне понравилось». И понятно, что дети так и относятся к сочинениям: «Ну что я, буду изливать душу, что ли?» Представляете, как это влияет на имидж учителя? Такие темы формируют лицемерие и криводушие. 

У меня две ключевые формы, с которыми я работаю. Первая форма — анализ конкретного текста. Я считаю, что главная задача моего предмета — чтение и коммуникация с текстом, его автором и другими людьми вокруг прочитанного. Вторая форма — самостоятельная работа. У нас четыре обязательные, модульные работы в год, когда ребята получают тексты. Иногда я провожу небольшую консультацию как историк литературы, а дальше сами. Вот перед тобой текст, вот другой текст. Сравни, углубись, подумай, попробуй по-своему понять.

И оцениваться будет не по шкале «правильно/неправильно», а «убедительно/неубедительно». В рецензии я напишу, например: «Здесь нет аргумента. Это противоречит сказанному выше». Такая работа требует больших ресурсов. Мой ресурс понятен, это один класс, вся остальная моя нагрузка — студенты. Поэтому я восхищаюсь коллегами, у которых по 30 часов и которые работают с несколькими сотнями школьников. Попробуйте прочитать 100 сочинений за неделю. Эти сочинения сливаются в бесформенную массу, из которой очень сложно выделить личность. А без этого полноценной работы в нашей дисциплине не получается.

— Кому на Руси жить хорошо, Михаил Георгиевич?

— Думаю, людям морально индифферентным, умеющим подавлять голос совести, исповедующим позицию «от меня ничего не зависит, все так живут». Лично для меня это плохая жизнь, за нее часто приходится расплачиваться. Но нам всем так или иначе приходится расплачиваться, в том числе за наличие совести.

— Некрасов сказал в разговоре с Успенским: «Пья-но-му!»

— Это нельзя абсолютизировать. «Не верь, не верь поэту, дева». Писатель, написав книжку, становится одним из своих собственных читателей, он может лишь высказывать какие-то мысли. Ну и «кто до смерти работает, до полусмерти пьет» — это очень печальная история. У любого пьянства есть похмелье, Некрасов не мог этого не знать. Любые зависимости не делают человека счастливым. 

Счастливыми нас делают любовь, доверие, круг людей, с которыми можно общаться, и любимое дело. Но счастье — это не результат, а состояние, оно временное. Постоянно счастливым можно быть только в раю. Пока мы живем, мы можем ощущать, что нам повезло с любовью, дружбой, что мы нашли любимое дело и за него еще деньги платят, что нам что-то удалось изменить… 

Думаю, такое чувство счастья было понятно и Некрасову. Наверное, работая над «Кому на Руси жить хорошо» и даже не находя ответа, он был куда счастливей, чем в тот момент, когда в очередной раз выигрывал в карты или устраивал свои знаменитые пиры. Такое нравственное счастье — для меня, по крайней мере, и, уверен, для Некрасова, за что я его и люблю, — является подлинным. 

Поскольку вы здесь…

У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.

Сейчас ваша помощь нужна как никогда.

ПОМОЧЬ

Источник