Институт стратегии развития образования РАО разработал новый проект примерной основной образовательной программы по литературе. Что ждет школьников, если примут этот документ, «Правмир» узнал у председателя «Гильдии словесников» Антона Скулачева.
Что мы имеем сейчас?
Сейчас есть документ — компромиссный по своей природе, — который был принят в 2014 году. Принцип программы таков: есть золотой список классики — обязательные тексты, они же проверяются на ОГЭ и ЕГЭ.
А есть тексты, из которых учитель или тот, кто составляет программу, выбирает. Например, можно говорить про «Выстрел», а можно про «Метель» — эти произведения вариативны. Но понятно, что про «Капитанскую дочку» говорят все. Или, например, нам нужно изучить определенное количество текстов о войне. Какие конкретно тексты — решает составитель программы, исходя из разных ситуаций. Какому-то классу посильны короткие рассказы, скажем, Коваля, а кому-то в пору читать Бориса Васильева.
Но самое главное, что в этом документе четко прописана последовательность, чему должен научиться ребенок.
Все разложено подробно и ясно, даны примерные задания, на основе которых можно работать. Сравним с математикой. Семиклассники должны научиться решать квадратные уравнения и задачи с треугольниками. Вот здесь то же самое. На литературе семиклассники должны, например, уметь анализировать жанры и систему персонажей.
Действующая программа представляет из себя систему инструментов, которой ученики постепенно овладевают. Она построена на том, что литература — это развитие читательской культуры, развитие умения понимать, анализировать тексты, создавать свой собственный текст. А произведения учитель мог выбирать, компонуя из обязательного списка, дополнительного, вариативного и так далее.
Что предлагается теперь?
Предлагается железобетонная конструкция. За каждым классом закреплен перечень определенных текстов, причем почему-то они разбиты по хронологии. Например, пятый класс начинается с самого сложного, с древних текстов, потом идет XIX век, а до современной литературы дело доходит в конце мая. И так в каждом классе — от Адама до Потсдама.
Почему надо изучать в таком порядке? Почему нельзя комбинировать? Почему нельзя изучить русский классицизм и зарубежный классицизм вместе? Почему нельзя изучить рядом русские и зарубежные повести о детстве XIX–XX–XXI веков? Нет ответа.
Чем это плохо для детей?
Возможно, такая система подходит для профильных классов и вузов. Но в обычных классах это выглядит смешно, если учесть, что до истории XIX века добираются только в девятом классе. То есть никакого исторического контекста для восприятия литературы у пятого, шестого, седьмого классов нет.
Как всегда, мы живем в обществе страха: у нас есть ежегодные Всероссийские проверочные работы, которые ориентируются на программу. Во что тогда буквально превращается литература? Ребята, нам нужно на ВПР знать вот эти тексты. Что мы делаем? Мы их изучаем? Понятно, что нет. Мы в дикой скорости читаем краткие пересказы и учебник, лишь бы только успеть к апрелю.
Еще один важный момент. Эта программа совершенно не учитывает, что современным детям, у которых большие проблемы с восприятием информации, с пониманием исторических реалий, надо сидеть над текстом долго, по три-четыре-пять-шесть часов.
Иногда один урок с даже очень сильным классом у тебя уходит на то, чтобы дети просто поняли, что здесь написано. В программе все это проигнорировано, там набито жуткое количество текстов ХIX века.
При этом программа противоречит ФГОСам, а в них подробно прописано, что все знания должны применяться в практической деятельности. Однако ориентацию на навыки убрали из примерной программы, как и систему того, чему и зачем ты сможешь научиться. Хорошо, я прочитаю «Ночь перед Рождеством». Для чего? Чтобы что? И дело не в том, что в пятом классе плохо читать «Муму», а в том, что ты не можешь это проанализировать. А у школы, у кафедры, у учителя нет пространства, чтобы произведение куда-то подвинуть.
В чем проблема с новой программой для учителей?
Раньше учителя имели небольшой обязательный список произведений и много разных возможностей. Система была пластичной. Более того, она была настолько пластичной, что тем учителям, которым нужна какая-то твердая почва под ногами, эта почва предлагалась в виде готовых программ, давным-давно написанных еще к разным учебникам.
Если учителю сложно самому составлять программу — понятно, что 99% сложно, — он берет готовую. В прошлом году появилась примерная рабочая программа, мы тоже с ней спорили, но учитель мог ее использовать по своему желанию.
Теперь для учителей, которым нужна помощь, как бы ничего не меняется. Они как использовали готовую программу, так и будут использовать. А учителя, которые хотят творчески подходить к делу, оказываются на развилке: либо полный стоп творческих процессов, либо игра в лицемера. Я делаю вид, что я прохожу одно, а на самом деле… Понятно, да? Два пишу, три в уме. Либо учитель должен какими-то невероятными усилиями выстраивать, выстрадывать право работать самостоятельно.
Одним словом, эта история очень опасная, потому что превращает массовое преподавание литературы в начетничество.
Мы рискуем, как говорят дети, пройти мимо — мимо конкретных текстов и мимо предмета вообще.
Пока это всего лишь проект примерной программы. Формально, с точки зрения закона, примерная программа не может быть обязательным документом, она не является нормативным актом. Но если ее примут, конечно, есть очень серьезный риск, что учителей — особенно в регионах и особенно тех, кто не сможет за себя постоять, — будут жестко по этой программе проверять.
Фото: unsplash.com
